Четыре новых стихотворения поэта Дмитрия Свинцова В концерте

Музыканты играют на бис.

Музыканты играют Каприс

Паганини со скоростью звука

самолета, летящего вниз,

с облаков, где царит парадиз,

хоть его отрицает наука.

Мы природе не верим уже.

но порой возникают в душе,

неподвластные разуму слоги,

тех, которых в земных словарях

и на дружеских нету  пирах.

Музыканты играют как боги.

Скрипки прочно пришиты к плечам.

Словно крылья.

Слетает печаль

под смычками со струн, уступая

место

натиску, воле, борьбе,

чтобы в разноголосой гурьбе

звуков

всех одолела слепая

одинокая сила любви,

позабытая в небе людьми,-

что со свистом идет на посадку, —

так,

ушедший в последний полет

и вошедший в пике, самолет

на земле разбивается всмятку.

В единственном числе

Я вымолил тебя у жизни,

поскольку разминулся с богом.

Как музыка, без укоризны,

меня ждала ты за порогом.

Апрель еще крутила вьюга,

крепя сосульки на карнизах.

но птицы возвращались с юга,

бросая непогоде вызов.

И ты была одной из этих

крылатых вестников надежды,

поскольку знала – будет лето.

хотя и не таким, как прежде.

И в лужах, в масляных разводах,

еще не отражалось солнце.

Не помышлялось о разводах

и не примеривались кольца.

И ты смущалась, италийской

улыбкой, бред мой покрывая.

Ты доставала покрывала.

Но мы с тобой не стали близки.

Сизиф

Из письма М. Козакову 

И вновь от подножья горы

он тащит свой камень к вершине.

Забыты ночные пиры.

Вино пересохло в кувшине.

И женщины любят других:

спортивных, циничных и строгих.

Но тащит свой камень, как стих,

он к этой бессмысленной стройке,

Над ними ревет камнепад

их слизывают лавины.

Но тащит, хотя и не рад,

он камень к заветной вершине.

Не зная, что дело – труба,

его он воздвигнет над кручей.

И это, конечно, судьба.

Точнее, — непонятый случай.

Вместо прощания

Мы высохли, как корни дуба.

И потому мы смотрим грубо

На жизнь, бегущую от нас

Куда-то вдаль, куда-то влево.

Где ты, как прежде, — королева,

А я не опускаю глаз,

Когда ты сбрасываешь платье

И падаешь в мои объятья

В последний раз, как в первый раз.

Мы костенеем от тревоги,

Что надо подводить итоги

И собираться налегке

Туда, где днями и ночами

Апостол Пётр гремит ключами,

Держа ворота на замке.

Где плачут ямбы и хореи,

Как правоверные евреи,

Творя молитву в уголке.

Но все ж еще нас запах хлеба

Пьянит, еще над нами – небо,

Еще на солнце вьется шмель.

Воркуют голуби под крышей.

И мы еще живем и дышим,

За жизнь цепляемся, как хмель

Цепляется за стены дома.

Поскольку мы, конечно, Homo

К тому же – sapiens – почти.

И наши чувства, наши мысли

Не одряхлели и не скисли,

Как наши детские мечты.

Когда крутились карусели

И на лошадках мы летели

К высокой цели, не почти-

тельно,

смеясь над страхом.

Когда-то все мы станем прахом

И нас развеет сизый дым.

Мы высохли, как корни дуба.

И все-таки сдаваться глупо

На милость жестокосердных зим,

Кроящих нам метельный саван.

И потому еще мы с вами

Живем.

Да победиши сим!